Крест и король - Страница 76

– Оставьте нам только эту одну, – предложил норманн. – А вы, остальные, можете ехать.

Эдит завизжала сквозь зажимающую рот руку, отчаянно забилась. Она боится, что мы так и поступим, подумал Шеф.

Вперед вышел Бранд, снятый с седельной перевязи топор скользнул в его могучую длань. Это было грозное оружие, с ясеневой рукояткой в три фута длиной, с изогнутым лезвием длиной в один фут. Железный обух был инкрустирован извивающимися серебряными змеями, наваренное стальное лезвие ярко отсвечивало на темном железе. Сзади обуха выходил длинный шип, для балансировки и для обратных ударов. Это было оружие настоящего ратоборца.

– Отпустите ее, – сказал Бранд. – Если не хотите драться со мной. Все сразу или по одному. Мне все равно с кем.

Норманн, который говорил первым, поглядел на него. Он не был так велик, как Бранд – таких Шеф вообще не встречал, но лишний раз убедился, как огромны все норвежцы. Этот был на добрых четыре дюйма выше самого Шефа, намного шире в плечах и тяжелее. Он обдумывает брошенный вызов, осознал Шеф. Стоит ли дело того? Велика ли опасность?

Бранд подбросил топор в воздух, не глядя, принялся им жонглировать.

Норманн медленно кивнул:

– Ладно же. Торгейр, отпусти ее. Она того не стоит. На этот раз. Но кое-кто подловит тебя, здоровяк, раньше, чем ты спустишься с гор. Тогда посмотрим, почему ты бежишь с трэлями через Бускеруд. В тебе самом, наверно, кровь трэлей.

Шеф увидел, что сжимающие топорище пальцы Бранда побелели, но тот не двинулся с места. Освободившаяся Эдит втиснулась в середину ожидавшего со взведенными арбалетами отряда. Не спеша и не поворачиваясь к противнику спиной, женщины, Бранд и англичане отошли к своим лошадям, молча собрали пожитки. Две лошади исчезли, их успели украсть за время короткой ссоры.

– Не стоит из-за этого шуметь, – сказал Бранд. – Просто уходим и не останавливаемся.

Колонна потянулась мимо строений и навозных куч. Когда они вышли, мальчишка швырнул в них комок грязи, к нему присоединилсь остальные, бросая грязь и камни с издевательскими криками, которые сопровождали их еще с полмили.

На ночлег в этот день устроились роскошней, чем когда бы то ни было, расстелив свои немногочисленные одеяла и улучив время, чтобы сварить купленную вчера солонину и сушеный лук. Но ели молча и беспокойно. Часовые все время оставались на ногах, следя за дорогой в обоих направлениях.

Когда все потянулись спать, Озмод и Квикка уселись рядом с Шефом и безмолвным Брандом.

– Так нам далеко не уйти, – сказал Озмод. – Весть разнесется впереди нас, по тропам, которых мы не знаем. У нас будут стычки на каждом дворе. А если попадется деревня или город, будет еще хуже.

– Я говорил вам, – повторил Бранд, – как будто ведешь выводок мышей через страну котов.

– Мы надеялись на нашего пса, – сказал Квикка.

Шеф, мгновенно встревожившись, взглянул на Бранда. Он неоднократно видел, как Бранду бросали вызов или провоцировали его во время зимней кампании в лагерях около Йорка и в Восточной Англии. Гораздо меньше оскорбляя и задевая, чем в этот раз, и притом намного более грозные противники, чем Квикка. Каждый раз следовал незамедлительный ответ с печальным результатом: сломанная рука, оглушенный оскорбитель. Но сейчас Бранд сидел недвижно, по-видимому, погрузившись в себя.

– Да, – наконец произнес он, – вы полагались на меня. И вы по-прежнему можете на меня рассчитывать. Я дал слово, что проведу вас до Гула-фьорда, и я сделаю все, что смогу, чтобы сдержать обещание. Но есть одна вещь, которую вам необходимо узнать. Если я сам и не знал этого раньше, то понял сейчас. В течение двадцати пяти зим я был воином. Начни я перечислять людей, которых убил, или битвы, в которых участвовал, – ну, это звучало бы как сага об одном из ратоборцев короля Хрольфа или о самом старике Рагнаре Волосатой Штанине. За все это время никто не посмел сказать, что я повернулся спиной и отступил, когда скрещиваются копья.

Он грозно огляделся:

– И вы это видели! Мне нет нужды здесь хвастаться. Но битва с Иваром что-то отняла у меня. Меня много раз ранили, и не раз я был на краю погибели. В душе, впрочем, я никогда не чувствовал, что погибаю. Но когда Ивар отразил мой удар, и проткнул меня мечом, и я ощутил его клинок в своем брюхе, я понял, что даже если выдержу и переживу этот день, то дня через два все равно умру. Я просто знал это. Все длилось не больше одного удара сердца, но я никогда этого не забуду. Даже после того как Ханд заштопал мои разорванные кишки, вылечил меня от лихорадки и выпустил гной. Сейчас я так же крепок, как был когда-то. Но я не могу забыть то, что однажды пережил. – Он снова поглядел на слушателей. – И понимаете, беда в том, что здесь, в горах, где в каждом местечке есть свой ратоборец, да еще они все время занимаются этим mannjafnathr, сравнением воинов, чтобы выяснить, кто из них самый грозный, они могут об этом догадаться. Тот человек на хуторе знал, что он мне неровня, он знал, что я убил дюжину таких сиволапых прежде, чем у меня отросла борода. Но он ведь заметил, что сердце у меня к драке не лежало. Если бы он еще чуть-чуть поразмыслил, он мог бы решиться и рискнуть.

– Ты так же силен, как всегда, – сказал Озмод. – Ты бы убил его. И это было бы лучше для всех нас.

– Думаю, что убил бы его, – согласился Бранд. – Это был всего лишь петух на своей навозной куче. Но когда у человека душа уходит в пятки, происходят самые странные вещи. Я знавал великих воинов, у которых моча струилась по штанам, и они смирно ждали, пока их зарежут. Они застыли – Валькирии, дочери Одина, Вестницы смерти, набросили на них свои путы страха.